rikt.ru       

Сегодня , 118 день года.     
Температура на улицах Междуреченска °С     
Добрая весточка — это знак того, что Вы любите тех, кого любите.
Знак того, что Вы помните тех, кого невозможно забыть…


Умная мысль:


КАЛЕНДАРЬ

СЕГОДНЯ:
еGдневник. Памперсы, Гитлер и китайские скороговорки.
Сегодня Мартын-лисогон. Где берут лис? А ворон?

ЗАВТРА:
еGдневник. Империалистическая шкура и невезучий диктатор.
Настроение. Как встреча двух - мимо прошедших, как любовь, отвернувшаяся от любви.

САМЫЕ НОВЫЕ

Самые новые










Wide Stripe

ДомойАдминистрация сервера
Очень важно — любить и помнить.
Очень важно — успеть сказать, что любите и помните.
Да, лучше поздно, чем никогда.
Но — лучше раньше, чем позже.
И — лучше сейчас, чем когда-нибудь потом.
И тогда очень скоро на вашем e-mail тоже появится добрая весточка — от друзей, родных и любимых…



9 марта ОТКРЫТКИ

>  еGдневник. Почему \"Америка\" или для чего священники женятся.
>  \"Первая проталина\" или странные, нечеловечьи дела.
>  Украинская Хвеська и не менее украинский Тарас.
>  Сегодня Иванов день. Утро у года, рога у Луны, дятел...дятел просто дятел.


Украинская Хвеська и не менее украинский Тарас.

Господа! Скорее, панове! Сегодня позвольте напомнить вам о дне рождения Тараса Григорьевича Шевченко.

Как обычно, я решила порыться в книгах. А потом передумала. Я вам лучше расскажу то, о чем думаю я.

А думаю я, господа и панове, о разном.

О том, что паспорт надо бы поменять, на новый. А в старом есть одна графа, в которой написано: \"украинка\". А это значит, что какими бы мы космополитами мы с вами не были, все равно несем на себе отпечаток генов, культуры, достоинств и комплексов маленького или большого народа, среди которого выросли.

О том, что я опускаю и глаза и мне невыносимо стыдно за то, что творится сейчас на Украине: за всплеск какого-то животного национализма (а он человеческим и не бывает), за врущих, как гоголевские дьяки, ее правителей, за хамство пограничников и таможенников, за нищету и разруху, которая превосходит даже наш российский бедлам.

О том, что когда я слушаю анекдоты про хитрых и жадных хохлов, меня смущает только то, что люди недостаточно правильно передают украинскую речь. Потому что эти анекдоты мы придумали про себя сами.

О том, что есть две России и две Украины. Первые погрязли в самом неприличном занятии на свете - политике, что-то вечно делят, издают идиотские законы о языке, городят границы и заслоны. А вторые помнят, что \"и быша их три братие - единому имя - Кий, а другому - Щек, а третьему - Хорив. И сестра их Лыбедь. И седяше Кий на горе, иде ныне увоз Боричев...\" Это старая летопись, в которой говорится об основании Киева, написана она на старославянском, нашем общем праязыке, и вышли два народа, прихватив третьего - белорусов - из одной Киевской Руси, и язык до шестнадцатого века у нас почти един был. И одни и те же племена бегали по нашей земле, то лили кровь, то смешивали ее с нашей. И всю историю занимались мы исключительно тем, что выживали в исключительно тяжких условиях. И получились мы вот такие - ни на кого не похожие, со своей непонятной, бестолковой, рвущейся в небо из грязи, восточнославянской душой. И делить нам нам нечего. Потому что мы в самом прямом смысле: \"ты и я - одной крови\".

Надо просто уважать нашу сложившуюся за несколько веков непохожесть друг на друга.

Господа, когда мне было лет десять, я услышала от одной интересной и даже образованной дамы следующее: \"Я не знаю никакой украинской культуры. Этот язык - испорченный русский\". С тех пор я поняла, как глупо может выглядеть человек, который пытается судить о том, чего не знает.

Да, странное название у страны - Украина, по старославянски это - \"окраина, граница\". Это вечный исторический передний край, где могли уживаться жестокое польское рабство, католическая экспансия, иезуитские школы, торжество греческо-византийской веры, первый восточнославянский университет, просветительские братства, вечная неудавшаяся попытка Унии, несокрушимая и стихийная Запорожская вольница, которая при ближайшем рассмотрении оказалась во время военных походов практически монашеским орденом, бесконечные набеги турок и крымских татар, и ответные \"визиты\" запорожцев, понаставленные по всей степина расстоянии взгляда \"вышки\" из смоляных бочек, на которых дежурили дозоры - как только вдалеке показывались неприятели - вышки поджигали, и по всей Украине начинались спешные сборы - мужчины хватались за оруже и прятали свои семьи. Строгий ригоризм Европы и влияние Константинополя. Быт, одежда и прически, пришедшие от тюркских племен: берендеев, торков, печенегов, растворившихся без остатка в славянах. Язык, в котором запросто можно услышать немецкий \"дах\", \"папир\" и \"машталер\", французские слова с приделанными окончаниями: \"вализки\" и \"краватки\", польские \"парасольки\" и \"коллежанки\". Язык неприводимых здесь по известным причинам запорожский шуток и песен, что пели по вечерам \"дiвчата\". Хотя - почему пели? И сейчас поют. Всегда, в общем, пели.

Давным-давно ходили по селам и ярмаркам слепые певцы - кобзари, и пели. А народные песни - это народная память. Были Наливайко, Гонта, Дорошенко, гетьман Хмельницкий и полковник Богун, была победа на Желтых Водах, и Уманская резня, были тысячи убитых и уведенных в турецкое рабство, были зверства палача-Вишневецкого, была Колиивщина - украинская Жакерия - так люди запоминали и передавали свою историю.

Еще они пели о вечном - матерях и их детях, о плаче сирот, о любви и разлуке. Господа, вы слышали эти песни?

Под них и вырос Шевченко - крепостной помещика Энгельгарта, ничтожества и самодура. \"Крипак\" - это каста, печать раба - от крепостничества не выкупишься никогда, человек рождался с заданной \"программой\" - унижения, зависимость, работа до десятого пота, батоги на помещичьем дворе, а совсем плохо - если - рекрутчина.

А если еще дома правит мачеха и обижают неродные сестры-братья? А если вечно хочется есть, если лупит дьячок-учитель, если ночи надо проводить, читая псалтырь над покойниками, а днем - помогать по хозяйству. А хотелось лежать где нибудь в бурьяне, чтобы никто никогда не нашел, думать о Боге и о волшебных странах, где люди не обижают друг друга и там можно рисовать. Мальчик украл у дьячка пять копеек, купил на них бумаги - и изрисовал ее. Так началась карьера Шевченко-художника. Энгельгардту понадобился \"комнатный живописец\" - Шевченко отправили учиться в Вильно, но он оставался таким же крепостным - его пороли на конюшне, и он вечно голодал. В Варшаве, куда переехал помещик, началось восстание 1830 года - Энгельгардт спешно уехал в Петербург, а за ним, пешком, зимой пришла его дворня.

В Петербурге Шевченко днем учился у маляра Ширяева, излюбленным методом обучения которого были \"зуботычины\", а белыми ночами сбегал в Летний сад и рисовал там скульптуры. Ему повезло - одной такой ночью мимо проходил преподаватель Академии художеств Сошенко. Попросил показать рисунки, заметил южную внешность и родной акцент. Велел прийти в воскресенье и принести свои работы. Первая встреча была странной - Сошенко протянул руку, а Шевченко бросился ее целовать. Сошенко руку отдернул, а мальчишка убежал. Художник не знал, что этот талант - крепостной. На затравленного, худого Тараса нельзя было смотреть без слез. И Сошенко попытался сделать невозможное - выкупить у Энгельгардта талантливую \"игрушку\". Сначала он нашел поддержку в Венецианове: \"Все возможно на этом свете, лишь бы было непреклонное желание\". Вернулся из Италии в блеске славы Карл Брюллов - недосягаемый и великий - и искренне заинтересовался судьбой Шевченко. Потом в дело вовлекли Жуковского и музыканта Виельгорского. Брюллов ездил выкупать Шевченко к Энгельгардту, приехал в бешенстве, ругал последнего \"самой грязной свиньей, которую он встречал в жизни\". Начался торг за свободу. В другой раз поехал старый Венецианов. Помещик назначил нереально огромную сумму - две с половиной тысячи рублей золотом. Начали думать, где добыть деньги. Шевченко сходил с ума - то собирался бежать убивать Энгельгардта, то верил, то не верил в свое освобождение. Серьезно заболел, его отправили в больницу. 22 апреля 1838 года к нему пришел Ширяев и принес весть о свободе - Брюллов написал портрет Жуковского и его разыграли в лотерею. Как раз выручили две с половиной тысячи рублей. Сошенко отдал Шевченко \"вольную\" - тот расцеловал бумагу и проплакал полдня.

Началось счастье - учение в Академии художеств, горы перечитанных книг, беседы с друзьями. До конца своей жизни Шевченко боготворил своих избавителей и оправдывал в своих глазах их маленькие и большие недостатки. А в душе у него начали бороться два увлечения - живопись и поэзия. Шевченко стал в Петербурге известным художником - появились заказы, какие-то деньги. Бывший пастух по детски гордился новым плащем и всем показывал свои обновки.

Днем он писал картины, а вечером - стихи. Об Украине, по которой тосковал безмерно. На корзину со скомканными исписанными листами наткнулся полтавский помещик Мартос, позировавший Шевченко для портрета. Поразился, понес показывать стихи писателю Гребинке. Решили издать их - Шевченко испугался и сказал, что за эти стихи его все засмеют, а поэты даже побьют.

Но Мартос и Гребинка, хоть и с трудом, но опубликовали сборник \"Кобзарь\" и две поэмы - \"Катерина\" и \"Гайдамаки\". Началась слава \"мужицкого\" поэта - книга вызвала шок у читающей публики понятного рода возню в Третьем отделении.

В 1943 году Шевченко возвращается на Украину - много пишет там - его охотно принимают, но часто дают понять, что он хоть и бывший, но раб. Там его полюбила Варвара Репнина - добрый ангел его жизни. Она ни словом не выдала своего чувства, но всю жизнь самоотверженно хлопотала о нем.
В Киеве Шевченко сошелся с либеральной украинской молодежью. Вступил в Кирилло-Мефодиевское братство. Там вели вольнолюбивые разговоры о судьбах народа, но о конспирации заботились не особенно. Как итог - арест сочинителя \"дерзких\" стихов, заключение в Петропавловскую крепость, следствие. Почти все обвиняемые по делу Кирилло-Мефодиевского братства были освобождены, а Шевченко был приговорен к пожизненной каторге - рядовым в Оренбургский батальон. И еще его приговорили к гражданской и духовной смерти - запретили писать и рисовать, строжайше.
Господа, я, пожалуй не буду пересказывать вам все \"прелести\" службы рядовым в захолустном азиатском Орске, посреди сухой степи, в окружении беспросветно пьющих офицеров и забитых солдат.
Друзья боролись снова за его свободу. Сначала они выхлопотали ему место художника в Аральской географической экспедиции. Потом ему разрешили жить в Оренбурге. Потом снова суд - за ношение гражданского платья. Орск и Оренбург были только \"цветочками\" - ужас начался на Мангышлаке. \"Безграничное вместилище безграничных мерзостей\". Ад бессмысленной жестокости, пьющиее до белых чертей обитатели гарнизона, муштра и смертная тоска.

В Петербурге оббивали пороги канцелярий художник Федор Толстой, поэт Алексей Толстой и братья Жемчужниковы. Но более всего за него просила у царя жена Федора Толстого - Анастасия Ивановна.
И снова получилось освободить. Господа, я не знаю более горькой и печальной судьбы. \"Не везло\" - это еще мягко сказано. С солдатской каторги вернулся измученный, изможденный человек. Плакал от простого дружеского участия. А вот с друзьями ему, напротив, очень везло. Братья Якоби, старый декабрист Анненков, актер Щепкин. С этими людьми он дружил в Нижнем Новгороде. А в Петербурге его познакомили со Львом Толстым, Достоевским, Меем, Полонским, Даргомыжским, Писемским. Друзья \"носили его на руках\". Он строил планы. Но каторга сделала свое дело - здоровье было потеряно. Сил оставалось очень мало. Делал гравюры и писал стихи. Ждал каждый день Манифеста об освобождении крестьян. Над кроватью висели букеты из засушенных руты, барвинка и чернобыльника - трав с его родины. Шевченко думал, что если бы вернуться домой, на Украину - то ему бы стало легче. Но он больше никогда не попал в родную Кирилловку. В феврале 1860 года в неуютной холостяцкой квартирке умирал старик сорока шести лет отроду с исковерканной жизнью. И великий украинский поэт. Так получилось, что с той поры у народа как бы две главные книги,в каждом сундуке-скрыньке хранились завернутые в вышитые рушнички Библия и Кобзарь Шевченко. Была такая и у моей прабабки - закапанная воском от свечки, с засаленными страницами.

Есть и у меня, правда уже издания 1974 года.

Вы заметили, что я не процитировала ни одной строчки Шевченко? Господа, он непереводим. Как душа. Если хотите - я вам его почитаю. И вы все поймете и услышите - тоскливую протяжность украинской грусти, боль, которой не придумаешь названия, извечная тоска раба о небе, неповторимая смесь неизлечимой печали, вольного казацкого буйства и тихой нежности. Вы увидите черное бархатное небо, силуэты пирамидальных тополей, цветущие сады, белые хатки, услышите ночных цикад и далекую песню, почувствуете, как пахнет ночная степь поздней весной. И согласитесь, что политики и дельцы приходят и уходят, а народ остается. Не ищите настоящую Украину в газетах и политических обзорах, она - в книгах Шевченко и в людях, которые его читают, грустят, но все равно выдумывают про себя анекдоты.

К.М.








Фото и обои, которые Вы искали! Rambler's Top100 Rambler's Top100 SpyLOG